Николай + Матильда

В эфире программы "Дилетанты" на радиостанции "Эхо Москвы" - Алексей Михайлович Кулегин, зав. редакционно-издательским отделом Музея политической истории России, к.и.н. Ведущий - Виталий Дымарский.

Прослушать эфир можно здесь.

_____________________________________________________________________________

В. Дымарский
― Добрый вечер, это программа «Дилетанты», я ее ведущий Виталий Дымарский. Мы сегодня вещаем из города Санкт-Петербурга, из гостиницы «Гельвеция», как это у нас часто происходит. Ну, и раз из Петербурга, то и в гостях у меня сегодня петербургский историк Алексей Кулегин, не просто историк, а автор журнала «Дилетант». Добрый вечер, Алексей Михайлович.

А. Кулегин
― Добрый вечер, очень приятно, спасибо.

В. Дымарский
― И у нас так получилось, такое промежуточное, между двумя номерами сегодня мы беседуем. Во-первых, материал Алексея Михайловича Кулегина «Балетный роман», он опубликован в 1 номере этого уже нового года, 2017 года, называется «Балетный роман», посвящен Матильде Феликсовне Кшесинской и ее романам, и главному роману.

А. Кулегин
― И самому главному роману.

В. Дымарский
― Самому главному роману с царевичем еще, да? С царевичем Николаем, который стал Николаем Вторым. Я хочу сделать небольшой анонс, мартовский номер, в мартовском номере главной темой будет, как мы это называем, настоящий Николай, все о Николае Втором. Ну, я думаю, что там так или иначе Кшесинская опять возникнет. Хотя, я думаю, что этим материалом, такой уж подробный рассказ об их романе, мы практически исчерпали, но не все читали. Чтобы прочитали, мы сейчас вас будем завлекать с Алексеем Михайловичем.

А. Кулегин
― Это правильно.

В. Дымарский
― Так что, у нас сегодня такая программа под названием «Николай + Матильда». Обычно у нас ставят знак равенства, а потом идет какое-то слово известное всем – любовь. Вы бы поставили знак равенства и слово «любовь»?

А. Кулегин
― Я бы поставил, несмотря на то, что, понятно, с самого изначального момента этого романа было ясно, что любовь эта обречена, но обречена в том плане, что она не может, как в сказках – они жили долго и счастливо и умерли в один день. Вот этого, к сожалению, ничего не получилось, их любовь не имела дальнейшего продолжения, я имею в виду, она не закончилась ни браком, ни какой-то совместной жизнью.

Но этого не могло быть, это было понятно изначально, это понимала и сама Кшесинская, когда она еще в начале своего…

В. Дымарский
― Это мезальянс.

А. Кулегин
― Да, понятно, что она была по существу бедной дворянкой, актрисой. Да и дворянство-то у Кшесинских было довольно-таки такое условное, хотя потом впоследствии она пыталась сделать, создать себе генеалогию, там, от князей Кржесинских и так далее. Но мне кажется, что это все-таки достаточно такие условные вещи, при желании, как известно, польские дворяне – в Польше могут практически найти дворянские корни практически у кого угодно, да, наверное, это и не только в Польше. Но понятно, и наследник цесаревич, это, конечно, была гигантская пропасть, которую реально соединить мог только вот именно роман, вот именно такой любовный роман.

В. Дымарский
― Хотя мы знаем случаи и мезальянсов, да? С одной стороны, а с другой стороны, и в ХХ веке, там, когда люди отказывались от престола.

А. Кулегин
― Да, такие известны, английский король Эдуард. Но он, правда, на миллионерше женился американской, но тем не менее, он пожертвовал троном ради любви.

В. Дымарский
― А Константин – это ХIХ век.

А. Кулегин
― Да, тоже, кстати, польская графиня, если я не ошибаюсь, была причиной его отказа от престола. Хотя там достаточно сложная история, как известно, это даже в конечном итоге стало причиной, можно сказать, первого такого потрясения революционного в российской истории.

Но роман Кшесинской и Николая не повлек таких драматических последствий, хотя вызвал, конечно, много пересудов в обществе, и если мы почитаем дневники и, в частности, знаменитый дневник Александры Викторовны Богданович, хозяйки великосветского салона, которая в особняке на Исаакиевской площади в течение почти трех десятилетий почти ежедневно вела дневник вечером. Днем она принимала в своем салоне гостей, а вечером все эти сплетни, пересуды она записывала. И там достаточно много тоже уделено внимания и этому роману, и она пишет о том, что Николай увлекся Малей, и как он якобы обещал ей два года не жениться, и просил царя дать…

Это, конечно, в основном все вымыслы, конечно. Но реальная основа, чтобы, наверное, наши читатели прочитают, а слушатели чтобы были в курсе, мы сразу просто обозначим хронологические рамки, это, наверное, надо тоже сделать, потому что…

В. Дымарский
― Это не перешло на время правления.

А. Кулегин
― Я хотел сказать, что, действительно, и вообще фигура Николая, понятно, последнего российского императора, но и Матильды Кшесинской тоже окружена многочисленными мифами и наш особняк, в котором находится наш музей, Музей политической истории России.

В. Дымарский
― Да, я должен сказать, что Алексей Михайлович – сотрудник как раз Музея политической истории России в Санкт-Петербурге, и музей расположен в особняке Кшесинской.

А. Кулегин
― Да, главным зданием нашим как раз является особняк Матильды Кшесинской, где, собственно, она и жила, но уже после окончания того самого романа, о котором мы будем вести разговор.

В. Дымарский
― Все-таки с чего все начиналось?

А. Кулегин
― Как часто начинается, началось все с судьбоносной встречи. Конечно, такого же не может быть, чтобы все было заранее.

В. Дымарский
― Или заочно.

А. Кулегин
― Да, хотя есть такая версия, что экспромт, как говорится, был хорошо подготовлен. Но тем не менее, действительно все началось 23 марта 1890 года на выпускном вечере в Императорском театральном училище, которое сегодня, наверное, больше жителям нашего города известно как Академия Вагановой знаменитая на улице Зодчего Росси.

В. Дымарский
― Балетная.

А. Кулегин
― Да, балетная академия, а тогда называлось Императорское театральное училище. И главное, конечно, там был балет, это был такой всегда императорский, особое такое искусство, которое было под особым покровительством императорской семьи. И в этот раз тоже туда прибыла практически вся императорская семья, включая Александра Третьего, его братьев, императрицу, естественно, и цесаревича Николая Александровича.

Это был выпускной вечер, выпускники и выпускницы танцевали. Конечно, они все с нетерпением ожидали, какие же будут высказаны оценки, что скажут вот эти державные гости и покровители, можно сказать. Матильда танцевала па-де-де из балета «Тщетная предосторожность». Все говорят, что она была очень хороша в таком своем костюме. И тут сразу рождается миф. Сама Кшесинская тоже – мы говорим, что она был окружена мифами, но и сама она была в какой-то степени мифотворцем.

В. Дымарский
― Создавала сама…

А. Кулегин
― Создавала сама вокруг себя мифы, во-первых, это было в течение всей ее артистической карьеры. Мы сейчас не берем, не будем особенно рассматривать балетные ее достижения, это особые вещи, и не будучи профессионалом…

В. Дымарский
― Тем не менее все-таки хотя бы два слова по поводу ее балетных успехов. То, что она прима-балерина. Это профессиональная точка зрения, или это благодаря связям с императорской семьей?

А. Кулегин
― Нет, это профессиональная, конечно, точка зрения, хотя, наверное, близость к сильным мира всегда влияет.

В. Дымарский
― Помогало.

А. Кулегин
― Во всяком случае, она способствовала тому, чтобы устранять, как бы мы сказали, каких-то конкурентов. Поскольку дирекция Императорских театров – это фактически было одно из ведомств, близких к министерству императорского двора, по существу, входившее в структуру, то, конечно, понятно, что все знали об особом расположении к Кшесинской, скажем, последовательно, сначала Николая Александровича, цесаревича, потом великого князя Сергея Михайловича, ну, и почти одновременно это ее роман уже с Андреем Владимировичем, великим князем, который, в общем-то, уже завершился их браком морганатическим. Но это уже было в период эмиграции в январе 1921 года.

В. Дымарский
― Об этом я вас отдельно спрошу про Францию.

А. Кулегин
― Да. А что касается ее балетного – да, я считаю, что большинство специалистов балетных, именно профессионалов, они признают ее выдающиеся способности, и прежде всего, конечно, это отточенная техника классического балета. Наверное, если говорить о том, что это была, наверное, вершина, рубеж ХIХ – ХХ века, это была вершина такого классического балета Мариуса Петипа, грубо говоря, дальше уже наступил век Фокина – ну, не будем дальше удаляться. И там уже, конечно, блистали другие.

Ну, прежде всего, конечно, Анна Павлова, с которой, кстати, у Кшесинской были достаточно сложные отношения. Они, действительно, наверное, были конкурентами. И дело все в том, что, наверное, Матильда Феликсовна уже потом понимала, что ее время уходит – в прямом и переносном смысле, и с точки зрения возраста – она была, естественно, старше, и с точки зрения того, что новые веяния, они уже изменяют. Хотя она тоже попыталась и в фокинских балетах выступала, и в «Эросе» в том же. Но все-таки это уже…

В. Дымарский
― Я знаю, что, конечно, неприлично мужчинам публично обсуждать женские прелести, но вот то, что я у вас в особняке в вашем музее видел на небольшой выставке, которая там есть, я бы не сказал так, но, как бы подипломатичнее высказаться, что у нее такая балетная фигура была.

А. Кулегин
― Да, ну, маленькая, неслучайно даже – недавно мы сделали выставку о Лихачеве Дмитрии Сергеевиче, и там я перечитал еще раз, готовя Дмитрия Сергеевича воспоминания о детстве, естественно, и он вспоминает свои посещения Мариинского театра с семьей, с родителями тогда, естественно, и он вспоминал среди прочих балерин: коротконожка Кшесинская выбегала в своих драгоценностях… И действительно рост 1 метр 56 или 57 – я сейчас точно боюсь, может быть, ошибиться. Но дело все в том, что вот, видимо, во-первых, другие стандарты были.

В. Дымарский
― Другие критерии.

А. Кулегин
― Все-таки каждое время имеет свои. А во-вторых, вот этот некий – это одна из загадок, наверное, ее этого обаяния – три великих князя, казалось бы, ну, люди, мягко говоря, не обделенные женским вниманием, и вот они остановились именно на ней, их внимание. И это не просто было внимание, это была сильная увлеченность у Николая Александровича, потом в дневнике это все зафиксировано.

Это, конечно, была, можно сказать, роковая любовь у Сергея Михайловича, которая, в общем-то, и привела его в какой-то степени к трагической гибели, потому что в Петрограде он остался в 1917 году, несчастное это имущество якобы пытаясь Кшесинской вернуть, ну, а потом, мы знаем, чем это все в Алапаевске трагически закончилось.

Ну, у Андрея Владимировича тоже сильная любовь, может быть, даже более сильная со стороны Матильды. Тут вот такая вещь. Но тем не менее, уже завершившаяся впоследствии браком. Я думаю, вот многие отмечают, и я тоже пытался в эту загадку ее проникнуть, потому что вот такая почему-то именно ее вот эта гвардейская молодежь, она была, не только они, офицеры, молодежь, они буквально, извините, балдели, по-современному говоря, на сленге, от нее. И ее эти бенефисы заканчивались – ну, знаменитый ее бенефис 1904 года, ее так называемый прощальный – это условно, естественно, прощальный – закончился тем, что молодежь там выпрягла карету и ее везла до дома, то есть, до английского проспекта везла ее, можно сказать, не на руках, но во всяком случае на себе, если так можно выразиться.

Вот какой-то был, понимаете, в ней эротизм.

В. Дымарский
― Что-то в ней было.

А. Кулегин
― Какой-то эротизм такой был, который притягивал.

В. Дымарский
― То, что сейчас называется сексуальность, да?

А. Кулегин
― Да. Назвать, что она такая была красавица… Фотографии – ну, там ей кто-то льстит из фотографов, кто-то нет, иногда она выглядит действительно здорово, особенно в танце. Ну, понятно, что это постановочные, конечно, фотографии, но тем не менее. Иногда, в общем, как бы мы сказали: ну, ничего особенного, да? Как там пишет та же Александра Богданович – там, чернявая и не слишком привлекательная, ну, миловидная, вроде, так вот оценки ее прозвучали. Но это, конечно, такие сплетни, может быть и так далее.

В общем, роман начался вот таким знакомством именно в этот день. И они за столом потом были вместе, они сидели вместе. Была такая традиция – лучшие ученицы сидели вместе с императорской семьей. И вот во время этого ужина они практически весь ужин разговаривали, там, беседа началась с каких-то таких простых вопросов, там им поставили кружки простые такие вместо стаканов, тогда было наоборот, мы сейчас сказали бы, что чай из кружки лучше, из стакана тогда почему-то считали, что из стакана как-то более аристократично, чем из кружки. И вот Николай спросил у Матильды – собственно, это есть и в воспоминаниях, но это есть и в ее дневнике, потому что между дневником и ее воспоминаниями – вот я цитирую, там есть разница.

В. Дымарский
― Разночтения какие-то?

А. Кулегин
― Разночтения есть. Но воспоминания написаны, мемуары, конечно, гораздо позднее, это уже середина 50-х годов прошлого века, а дневник, понятно, все-таки фиксирует более обстоятельно. Хотя есть такая версия, что и дневник этот, он отдельно, вообще эти дневники в Бахрушинском музее в Москве находятся, как известно, и там они разного уровня качества, но вот этот дневник, отдельно описание этого дня, вот этого судьбоносного, он в отдельной тетрадке записан.

Есть даже мнение одного из специалистов, еще в 20-е годы высказанное, что, может быть, это даже не дневник прямой, а записано уже позже. Ну, суть сейчас не в этом. Там очень подробно написано. Вот с простого разговора, с простого вопроса, спросил Николай: наверное, вы из таких кружек дома не пьете чай? Ну, и дальше начался разговор, он там ей переливал чай в стакане…

В. Дымарский
― Сколько ему было лет тогда?

А. Кулегин
― Николай был на 4 года старше. Николай родился в мае 1868 года, Матильде еще не было 18-ти лет, 17 лет ей было, она родилась в августе – 19 августа по старому стилю, по новому стилю 1 сентября 1872 года. То есть, у них была такая 4-летняя разница. Но тем не менее, пожалуй, это было все-таки самое первое сильное чувство у Матильды точно, и у Николая, вероятно, тоже. Хотя, конечно, он говорит в своих дневниках, что, вот, я еще был в возрасте 13 лет, когда я впервые увидел Алису – они в Петергофе где-то впервые – и я влюбился.

В. Дымарский
― Алексей Михайлович, смотрите, он в дневниках же пишет об этом романе.

А. Кулегин
― Да, конечно.

В. Дымарский
― То есть, он не боялся признаться письменно, понимая, что его дневники когда-то станут историческими свидетельствами.

А. Кулегин
― Это была такая традиция вести дневники, для наследника считалось это, приучать к определенному, и каждый вечер после того, как он выпивал свой ночной стакан молока, так Радциг, его камердинер потом рассказывал той же Александре Богданович, он обязательно записывал события прошедшего дня, обычно каждый день он писал дневник.

В. Дымарский
― А где его дневник, кстати, находится?

А. Кулегин
― В Москве в Государственном архиве Российской Федерации, в ГАРФе. Там в ГАРФе находится дневник Николая, а в Бахрушинском музее дневник Матильды, и там же письма, точнее, черновики писем Матильды к Николаю. Оригиналы, не знаю – скорее всего были им, Николаем, уничтожены, наверное, уже после их бракосочетания с Александрой Федоровной. Письма Николая к Матильде – мне, во всяком случае, неизвестны.

Но из писем Матильды, обращенных к Николаю, мы видим, что переписывались они очень часто. Правда, там был перерыв у них, они в 1890 году встретились и начали встречаться потом в романтической обстановке за кулисами Красносельского театра – такой был специально построен для офицеров в Красном селе, где проходили маневры летом. Потом Николай уехал на год в это свое знаменитое кругосветное путешествие на крейсере «Память Азова», и потом, уже когда вернулся, тоже не сразу они снова встретились. То есть, это уже прошло больше года, и Матильда очень переживала, не забудет ли он ее и так далее.

В. Дымарский
― Но не забыл.

А. Кулегин
― Он не забыл. И больше того, это чувство вспыхнуло с силой гораздо большей, и вот как раз кульминация романа – это зима 1992-1993 года. Если мы почитаем дневник Николая за январь, февраль 1893 года, практически каждый день он фиксирует, что был у Мали, там провел у нее несколько великолепных часов, до сих пор под впечатлением – я пересказываю просто, цитировать сейчас не будем впрямую, хотя это легко, в принципе, сделать – в журнале это есть, соответственно, можно более внимательно почитать.

Он такой человек был более закрытый, и он пишет: до сих пор нахожусь под впечатлением ее, перо трясется в руке. Выделено причем иногда, там: я наслаждаюсь этими свиданиями. Это, конечно, очень о многом говорит.

Ну, у Матильды, соответственно, тоже практически каждый ее день начинает с того, что она описывает встретила ли она Николая, как он на нее посмотрел, где они встретились. Но было встречаться сложно сначала, это было, свидания проходили на квартире у родителей сначала.

В. Дымарский
― Ее родителей?

А. Кулегин
― Да, у ее родителей.

В. Дымарский
― А как ее родители смотрели на это?

А. Кулегин
― Как смотрели родители? Первое, кстати, свидание было еще в 1892 году, и оно описано в принципе у Матильды и в дневнике ее, и в мемуарах. Вот как раз там есть расхождения. Она пишет, что впервые она была одна дома, и сообщила горничная, что приехал знакомый гусар Волков, а вошел Николай. Она была дома одна, и это была их первая встреча.

Из дневника следует, что они были вдвоем с сестрой Юлей, со старшей сестрой, и свидание их такое было, ну, оно было не интимное свидание, просто их такая встреча наедине, можно сказать, если не считать, что сестра тоже была, она продолжалась более двух часов. И после этого, как бы сказал Амфитеатров, тут все и завертелось.

Так вот, завертелось очень все стремительно. Зимой этот роман стал набирать уже такие обороты, что, конечно, уже у родителей встречаться было, в принципе, невозможно, потому что спальня девушек находилась рядом с кабинетом Феликса Яновича (или Феликса Ивановича), и поэтому Матильда стала просить, чтобы ей разрешили жить отдельно. Обратилась к отцу.

Кстати говоря, еще может быть часто говорят, что роман, как там люди писали, прямо есть исследователи, которые говорят, что скорее всего, может быть, интимных никаких отношений не было, ну, такой платонический роман и все. На самом деле, мне кажется, что это, конечно, все-таки, мягко говоря, сильная натяжка, потому что просто в те времена люди не писали в дневниках или в письмах, как сегодня: встретимся и займемся любовью. Ну, к примеру, что-нибудь в таком духе или более – то, что нельзя произносить. Хотя есть там в дневнике Суворина мы можем прочитать, что он писал о свиданиях Николая и Матильды, но это писал посторонний человек, скажем так.

В. Дымарский
― А о себе так не напишешь.

А. Кулегин
― Да, а тем более непосредственно обращаясь к предмету своей любви. Поэтому, ну, если мы внимательно прочитаем, просто в этой статье, по-моему, я уже не помню, у меня нет этой длинной цитаты из дневника Матильды, где она описывает, как они решали вопрос о своей первой близости. И как Николай не хотел, опасаясь, что он будет первым у девушки. А ей пришлось прилагать какие-то определенные усилия, для того чтобы все это произошло, но вот как раз это было в январе-феврале 1893 года.

Снимается особняк на Английском проспекте.

В. Дымарский
― За чьи деньги?

А. Кулегин
― Это, скорее всего, дал Николай, потому что, конечно, таких денег не было. Я нашел записные книжки Матильды в Архиве литературы и искусства в московском, но еще их серьезно не изучал, но я начал смотреть их за зиму 1893 года, там, по-моему, 700 рублей в месяц – конечно, таких денег у балерины молодой, еще дебютантки, фактически не было. Конечно, деньги, видимо, были самого Николая.

И не случайно этот анекдот – ну, не анекдот, сообщение, я думаю, что оно вполне справедливое, что Николай прислал письмо ей и говорит: я тут достал 3 тысячи, сними что-то, и мы заживем с тобой как генералы. И Суворин пишет: ну, и хорошенькое же у него представление о генералах… Хотя, а что тут, собственно, плохого? Ничего такого действительно – молодой человек и молодая девушка, на мой взгляд, никаких, как в известном фильме, эта связь ничего порочащего, на мой взгляд не имела.

В. Дымарский
― Алексей Михайлович, а как его семья императорская воспринимала?

А. Кулегин
― Это интересный вообще вопрос. Существуют самые разные точки зрения. Суммируя просто их, значит, первое – что экспромт был хорошо подготовлен. Что на самом деле ничего это было не случайно. На самом деле заранее все было продумано.

В. Дымарский
― Что их посадили вместе?

А. Кулегин
― Да. Что Александр Третий обратил внимание, что Николай, так у него с женщинами как-то не очень хорошо, и что он какой-то такой стал вялый, и он решил этот процесс ускорить, посоветовавшись, якобы, с Победоносцевым даже. И тот ему сказал: подберите ему молодую какую-нибудь дворянку бедную, лучше из балетных – как раз то что надо. И вот, как говорится, все было таким образом организовано. Одна версия. Но никаких подтверждений документальных этому нет ни в переписке Николая с Победоносцевым, ни в переписке Александра тоже с Победоносцевым. Но такие вещи могли…

В. Дымарский
― Во всяком случае, семья не протестовала и не препятствовала?

А. Кулегин
― Другая версия есть, что мама была очень недовольна, что Мария Федоровна поначалу была очень этой связью недовольна. И она даже прислала своего флигель-адъютанта к Феликсу Яновичу с требованием – еще когда они были в квартире, еще там встречались – чтобы он прекратил эти свидания, отказал Николаю от дома, как бы сказали.

В. Дымарский
― Мы сейчас прервемся в этом безумно интересном, на мой взгляд, рассказе, на небольшой выпуск новостей, после чего продолжим программу «Дилетанты».

НОВОСТИ

В. Дымарский
― Я Виталий Дымарский, мы в Петербурге в гостинице «Гельвеция», и сидим с Алексеем Михайловичем Кулегиным, заведующим отделом Российского Государственного Музея политической истории России в Санкт-Петербурге, кандидатом исторических наук и главное, автором статьи «Балетный роман» в первом номере журнала «Дилетант», посвященной роману царевича Николая и балерины Матильды Кшесинской.

Остановились мы на том, как относилась семья Николая к его этому увлечению.

А. Кулегин
― Да. И вот якобы мама послала флигель-адъютанта с требованием, чтобы Феликс Янович отказал Николаю от дома, и тот попал таким образом в очень сложное положение. Версия, которая изложена таким балетоманом Денисом Лешковым, известным, в нашем фонде в отделе рукописей российском национальном у нас здесь в Питере хранятся его биография Матильды, «биография балерины» называется, и вот там он описывает такой эпизод, что, ну, нашли компромисс. Компромисс был найден тем, что он теперь уже не приезжал – я пересказываю, прошу прощения, своими словами – что он теперь уже не на санках приезжал непосредственно в квартиру, а карета с зашторенными окнами ждала где-то в ближайшем переулке, пока дама под вуалью не приходила, и встреча их там в духе романов Александра Дюма не происходила. Он пишет: что давало как раз большой плюс в сторону чувств участников этого романа. Ну, наверное, если это так – опять же, он ссылается на какие-то свои источники, проверить которые мы сегодня не можем.

В. Дымарский
― Но от злых языков же не скроешься.

А. Кулегин
― Да. И, конечно, соседи это все видели, он, конечно, появлялся, все знали, кто. Причем, есть сведения о том, что иногда его узнавал, когда он ехал к Кшесинским еще узнавали его…

В. Дымарский
― А охрана у него была?

А. Кулегин
― Нет, охраны не было. Тогда еще все-таки…

В. Дымарский
― Тогда еще не было ФСО.

А. Кулегин
― Тогда члены императорской семьи практически ездили по городу еще – ну, возможно, какое-то наблюдение было, во всяком случае, есть такой эпизод, который, по-моему, тоже в дневнике Александры Богданович, что когда он ехал к Кшесинским – говоря о родителях – он все-таки говорил, что он едет к кому-то, к одному из великих князей, по-моему, к Алексею Александровичу, который там недалеко жил как раз, и делал крюк, потом на обратном пути действительно туда заезжал, ну, а большую часть времени проводил со своей «маленькой М. К.», как он пишет.

Однажды его узнал там какой-то из городовых, и Николай дал ему 25 рублей, о чем, конечно, всем стало тут же, всему Петербургу – великосветскому Петербургу – конечно же, этот эпизод стал известен.

Ну, уже после того, как они стали жить… ну, не жить, конечно, после того, как Матильда… тогда Матильда обратилась к отцу с просьбой разрешить самостоятельно. Это, конечно, было – незамужняя девушка не должна была, конечно, жить отдельно по обычаям, я говорил уже, по-другому люди тогда жили. Поэтому он согласился, отец, но поставил условие, что они переедут вместе с сестрой. То есть, они переехали формально, Юлия и Матильда переехали в этот…

В. Дымарский
― Чем сестра занималась?

А. Кулегин
― Она была тоже балетная, она была балерина. И по театральной традиции она именовалась Кшесинская Первая, а Матильда была Кшесинская Вторая.

В. Дымарский
― Потому что Матильда была младшая.

А. Кулегин
― Да. Если где-то вот наши уважаемые слушатели увидят фотографию Кшесинской Первой – имейте в виду, что это ее старшая сестра Юлия, а если Кшесинская Вторая – то, соответственно, это как раз сама Матильда Феликсовна.

И они переехали в этот особняк на Английском проспекте 18, который сохранился до наших дней. Матильда очень подробно описывает, как они в этом гнездышке уютном устроились. А я даже нашел в дневнике Николая описание, он был на новоселье, и он описывает, по-моему, это было 18 февраля, я просто по памяти боюсь ошибиться, описывает, как он был у них, как они вчетвером хорошо сидели – видимо, второй парой была Юлия и ее будущий муж барон Зедделер, за которого она потом вышла замуж. Вчетвером они были на новоселье. И даже он написал, что обстановка хорошая, но кое-что там надо обновить и так далее.

Но он, конечно, дипломатично ничего не написал, но тем не менее остался, видимо, этим совершенно доволен. Там уже было все у них спокойно. То есть, он приезжал вечером, как правило, оставался на ночь. То есть, все это уже можно было делать спокойно. Но вот императрица-мать поначалу вроде была этим обеспокоена, а потом, видимо, посоветовавшись с супругом, она сама решила так, что, ну, ее Ники такой человек, в общем-то, серьезный ответственный, что он знает свой долг и не забудется. А Александр Третий якобы вообще сказал: да ну, это грехи молодости, подумаешь, там, ничего страшного.

В. Дымарский
― … это романы в ХIХ веке…

А. Кулегин
― Абсолютно. Это было достаточно…

В. Дымарский
― Александр Второй…

А. Кулегин
― Абсолютная традиция, и, собственно говоря, балерины и члены царской семьи, если брать в широком плане, то это была достаточно такая характерная черта.

В. Дымарский
― Это традиция в какой-то мере перешла и на советских руководителей.

А. Кулегин
― Да, есть такая версия, что и Сергей Миронович наш Киров тоже…

В. Дымарский
― И Михаил Иванович Калинин.

А. Кулегин
― Да, был несколько, скажем, увлечен этим искусством.

В. Дымарский
― Ну, роман идет-идет, появляется Алиса.

А. Кулегин
― Да.

В. Дымарский
― Появляется Александра Федоровна. И резко все прерывается?

А. Кулегин
― Вы знаете, да. Алиса появляется с самого начала, то есть, она все время была на горизонте, если так можно выразиться. Я говорил, что в дневниках у Николая мы найдем такую – я в своей маленькой книжечке, которую я написал по этому поводу, которая называется «Примадонна для императора», там более, естественно, подробно расписаны все ситуации, там есть фрагмент из дневника Николая, где он вообще рассуждает в не свойственной ему манере, рассуждает о том, что он любит одновременно двух женщин, и что вот когда близко от него, скажем, Алиса, он все время думает и желает свить гнездышко с ней. Но когда рядом Матильда, то он любит ее. И он сам даже, пишет: никогда не думал, что я могу любить – опять же, своими словами я пересказываю. То есть, два чувства в нем были.

Наверное, это было понятно. Это было связано, конечно, с тем, что вопрос о браке все время, несколько раз повисал в воздухе, повисал именно из-за того, что Алиса Гессенская долго отказывалась перейти, как известно, в православие, а это было, собственно, условие ключевое. Поэтому это все время откладывалось, и каждый раз радостная Кшесинская записывала, что снова он поехал, снова ничего не получилось, он вернулся, снова все у нас тут хорошо, и так далее.

Но в конечном итоге мы знаем, чем все закончилось. К весне 1894 года здоровье Александра Третьего стало резко ухудшаться, и встал вопрос, конечно – ну, понятно, что царь, наследник не мог быть холостым, тем более, царь будущий, поэтому вопрос нужно было решать. Несмотря на то, что родителям, в общем-то, особенно маме, будущий союз, мягко говоря, совсем не импонировал, решение было принято, и помолвка состоялась, в общем-то, в апреле 1894 года, если я не ошибаюсь. Но еще до этого практически состоялся, скажем, разрыв между Кшесинской и Николаем. Собственно говоря, наверное, такой был вялотекущий где-то разрыв, потому что, вот я обратил внимание, что в дневниках, уже начиная со второй половины 1893 года имя Кшесинской практически уже не встречается.

В. Дымарский
― Он готовил себя уже…

А. Кулегин
― Да. И, по-видимому, он уже решение роковое или судьбоносное, как угодно, он для себя принял.

В. Дымарский
― Александра Федоровна знала о Кшесинской?

А. Кулегин
― Александра Федоровна знала. Она знала, как минимум, из двух источников. Первое – ей все рассказал сам Николай. Больше того, он ее познакомил, по-видимому, с какими-то фрагментами своих дневников. Вот мы говорили о дневнике, кстати говоря, не все там наверняка написано – я имею в виду сейчас, конечно, дневник Николая – что это не был интимный дневник, который никто не читал. Конечно, возможно, что-то читали родители. Точно читала что-то потом Александра Федоровна. А, возможно, и кто-то еще.

Может быть, тот же Радциг, который был камердинером и таким близким человеком, который, кстати, очень не любил Матильду и вообще распространял всяческие слухи о том, что она спаивает наследника, что они там какие-то оргии… На самом деле, видимо, они пили шампанское и веселились – ну, молодые люди пили и веселились.

А насколько они веселились, достаточно невинно, я бы сказал, веселились, не в духе современной золотой, не в обиду будет сказано, молодежи. Они, например – ну, известна эта сцена, что однажды гости застали Николая за таким странным занятием: он разыгрывал сценку из балета, точнее говоря, сценка, где Матильда играла в «Спящей красавице» там не главную еще роль, она играла роль Красной Шапочки. Там была сцена: Красная Шапочка и Серый Волк. Эта сцена безумно нравилась Николаю, он многократно ее смотрел. И вот как раз гости застали его за тем, что он пытается одновременно пародировать такой танец Кшесинской, изображая одновременно эту сцену, играя и Красную Шапочку, и Серого Волка одновременно. Ну, конечно, наверное, для будущего самодержца немножко такое странное занятие.

В. Дымарский
― Алексей Михайлович, встречи наедине, встречи вдвоем – то есть, никаких компаний, в свет не выходили они вдвоем?

А. Кулегин
― Конечно. Нет, компании были там. Он приводил великих князей, там были Михайловичи. Там был, конечно, и Сергей Михайлович, будущий, так сказать, близкий, мягко говоря, друг Матильды.

В. Дымарский
― Но в свет не выходили. А в театр?

А. Кулегин
― Нет. Ну, только он был на балетах постоянно. И, кстати говоря, интересно, я вот себе задавал вопрос. Кшесинская была, понятно, первой встречей очарована, вот этой той самой их встречей на выпускном вечере. А как Николай? Николай в дневнике очень скромно написал, что был в балете, хорошо ужинали с воспитанницами – и вроде как скромно, ничего такого у него, вроде, не запечатлелось. Но однако спустя год он пишет: опять был на выпускном в театральном училище, все было так же хорошо, только не хватало Кшесинской. То есть, он тоже запомнил, конечно, их первую встречу.

Да, был, кстати, во время их встреч певец Фигнер. Он очень любил Николая, он тоже был. То есть, люди были из близкого круга, скажем, Николая. Ну, были прогулки их, но, естественно, они только встречались там, допустим, он приезжал в Манеж, который здесь в центре у нас находится, и туда же приезжала Кшесинская, ложу снимала там напротив, и они там как бы обменивались – он ей цветы посылал, допустим. То есть, вот такими, конечно, публично вдвоем они, понятно, что появляться не могли.

В. Дымарский
― Пересуды такие, устные я бы сказал, да? Пресса об этом не писала?

А. Кулегин
― Тогда, конечно, нет.

В. Дымарский
― Очень много же было разных сатирических журналов, карикатуры.

А. Кулегин
― Сатирические журналы начали уже позднее, это 1917 год, это уже после. Это журнал «Новый Сатирикон», да. Кстати, Кшесинская тоже часто фигурирует в сатирических журналах. Ну, она еще в 1905 году начинала, там и, кстати, особняк наш фигурировал, что вот независимость Польши начинаем с того, что провозгласить независимым польским королевством можно особняк балерины Кшесинской.

На что Сергей Михайлович – я одно из его писем читал – пишет, что, вот эти негодяи, какую подлость опубликовали… Ну, это еще был 1905 год после манифеста известного, когда свободу печати нельзя было сразу так ограничить, и поэтому впервые. А в 1917 году – да, здесь довольно такая злая карикатура известного художника Ремизова (Ре-Ми), и он пишет, что, да, «Жертва нового строя», которая называется, и там примерно Кшесинская якобы лежит у себя в спальне, в ногах у нее вот этот фоксик любимый Дибби, или Джибби (по-разному переводят), и она рассуждает о том, что, как мне было хорошо обращаться со старым правительством, оно все состояло из одного человека. А как же теперь, когда Петроградский совет рабочих депутатов состоит из двух тысяч человек?

С таким гнусным таким подтекстом.

В. Дымарский
― Скабрезным…

А. Кулегин
― Вот эта грязь, она действительно в 1917 году вылилась. Это не самый худший образчик, если мы почитаем всякие сказки о царе Николашке или танцовщице Машеньке (или Машке – я уже не помню), в другом сатирическом журнале, в «Стрекозе», по-моему, там вообще гнусности море…

В. Дымарский
― Алексей Михайлович, судьба Кшесинской. То есть, с Сергеем Михайловичем, назовем так, были дружеские отношения.

А. Кулегин
― Да, это была и любовь, и деловой партнер, скажем так. Он решал практически все вопросы по особняку, там это даже есть в его письмах, где он говорит о том, что вот я закупаю уголь – когда строился еще – сколько там стоит. Я читал его письма, они в ГАРФе есть. Явно, что он брал на себя, и деньги во многом – трудно, нет документов, но я думаю, что постройка особняка – я имею в виду уже особняк наш.

В. Дымарский
― Где сейчас музей находится.

А. Кулегин
― Да. То, конечно, это финансы Сергея Михайловича. Ну, понятно, Кшесинская, которая получала 4 тысячи или потом 7 тысяч, как балерина, конечно, не могла себе позволить построить особняк стоимостью 500 тысяч рублей.

В. Дымарский
― То есть, ее адреса в Петербурге – это Английский 18, это где они снимали. И потом вот этот ваш особняк.

А. Кулегин
― Да, наш нынешний Куйбышева 2⁄4 или Кронверкский 1/3, наш особняк угловое вот это здание.

В. Дымарский
― И потом появляется очередной великий…

А. Кулегин
― Да, Андрей Владимирович. Ну, если Сергею Михайловичу, можно сказать, когда произошел разрыв – она описывает подробно, как произошло у них последнее свидание, что оно состоялось у этих неких сараев на Волхонском шоссе, и что Николай приехал из лагеря, а она на карете из Петербурга, и он ей сказал, что: встреча с тобой останется самым светлым воспоминанием моей юности.

В. Дымарский
― Это Николай?

А. Кулегин
― Николай, да. Разрешил ей на «ты» обращаться – они вообще были на «ты», он после первой встречи ей разрешил обращаться к нему на «ты». И разрешил ей обращаться к нему с любыми просьбами непосредственно. Но она иногда обращалась, не могу сказать, что постоянно, но таких случаев было, там, несколько, когда она действительно напрямую обращалась.

В. Дымарский
― А Сергей Михайлович сразу появился?

А. Кулегин
― Сергей Михайлович появился практически сразу. С Сергеем Михайловичем связан другой адрес Кшесинской, ну, это уже теперь не существующий, если брать Петербург, это его дача в Стрельне, которую он для нее купил за 25 тысяч – есть эти документы в Москве в Архиве литературы и искусства, и, собственно говоря, потом они там обустроили эту дачу, она очень любила это место.

В 1900 году во время бенефиса 10-летнего произошла ее встреча с юным молодым Андреем, и даже одна из подруг ей сказала: что-то я, Маля, за тобой не замечала, что ты стала мальчиками увлекаться. Ну, у нее были все-таки постарше – и Сергей, и Николай были постарше.

В. Дымарский
― За всем этим не стоит такой, то, что сейчас бы сказали, расчет? Что, значит, цесаревич, или один великий князь, другой великий князь. Может быть, она искала именно таких себе возлюбленных?

А. Кулегин
― Да, вы знаете, есть, по-моему, у составителей одного из первых изданий дневников, которые сейчас уже выдержали энное количество изданий, но одно из самых лучших, это, пожалуй, первое издание. Там как раз говорится о том, что Кшесинская и в театре, и в жизни стремилась царствовать и вниманием дарить только царствующих особ. Ну, это не совсем правда, поскольку дарила она вниманием не только царствующих особ, я имею в виду, не любовные, а вообще отношения она выстраивала и со своими партнерами, и со своими коллегами по театру, они там были разные.

Я уже сказал, что они были, допустим, с Анной Павловой сложные, а, допустим, с Тамарой Карсавиной великолепные отношения, и всю жизнь они продолжались, и в эмиграции, и Карсавина написала очень хорошие воспоминания о встречах, как она молодой тоже приехала дебютанткой к ней на эту дачу в Стрельне, и как та ей чуть ли не платье выбирала, чтобы она могла достойно перед гостями… Она могла, она умела обворожить. Об этом и Лешков пишет, что она могла обворожить. Но, конечно, вот у нее был, видимо, все-таки какой-то элемент расчета здесь был. Я думаю, что только не в случае Андрея. Потому что если бы был расчет, у нее был прямой расчет остановиться на Сергее Михайловиче. Я уже сказал, что он был свободен, в принципе, он ей несколько раз делал предложение.

В. Дымарский
― Даже так?

А. Кулегин
― В том числе и в 1917 году последний раз он ей делал предложение. Но, как она пишет: я любила Андрея. Это вопрос вообще такой очень сложный, и даже до сих пор разные точки зрения существуют по поводу того, уж если мы в такие немножко интимные вещи – от кого у нее был сын, Владимир. По ее версии это от Андрея. Но усыновлен он был Сергеем Михайловичем, и носил он отчество Сергеевич, и обращался он к Сергею – «папа». И письма эти сохранились тоже. А к Андрею – «дядя Андрей».

В. Дымарский
― Путаница.

А. Кулегин
― Может быть, он и сам до конца, во всяком случае, до какого-то времени своей жизни все-таки этот вопрос… Но тем не менее, я думаю, что все-таки, она всегда пишет, что у нее в жизни были все-таки две страсти, я имею в виду, любовные страсти – Николай и Андрей. А к Сергею Михайловичу она относилась с уважением, с признательностью, но не более того. Хотя он сделал практически все, что мог.

В. Дымарский
― Перед глазами стоит могила Кшесинской на Сент-Женевьев-де-Буа.

А. Кулегин
― У нас она на выставке на экспозиции тоже представлена, плита эта.

В. Дымарский
― Я много раз там был, видел. Почему она Кшесинская-Романовская?

А. Кулегин
― Да, это очень интересно. Дело все в том, революция, до этого они отношения свои не могли оформить, Кшесинская с Андреем – сейчас мы все остальное пропускаем – дело все в том, что, ну, я не знаю, был бы жив отец, Владимир Александрович, может быть, он бы сыну и разрешил брак с Матильдой, он хорошо к ней очень относился, а, может быть, даже и слишком хорошо, во всяком случае, мама Андрея была категорически против, причем до самого своего конца, до своей смерти. И только после ее смерти в январе 1921 года они смогли узаконить свои отношения.

Но это было понятно, это был морганатический брак. Их было очень много уже после того, как члены императорской семьи оказались в эмиграции, и поэтому было принято решение Кириллом Владимировичем о даровании морганатическим женам титулов соответствующих. И она стала именоваться светлейшей княгиней Романовской-Красинской, даже не Кшесинской. Это вот их то самое родовое имя князей, я уже об этом вначале говорил, князей Красинских, которые якобы – тут подгонка, конечно, определенная была, хотя я не опровергаю, у нас на выставке на экспозиции у нас представлена, она пишет: моя родословная, она там практически это описывает. Ну, это вошло в ее воспоминания, и она там это как раз пытается, эту линию, собственно говоря, провести. Поэтому это и был ее титул, который был ей официально, то есть, это не самозванство, он был ей официально дарован и, собственно, с этим титулом она и завершила… Она прожила почти век – родилась в августе 1872 года, а умерла она 6 декабря 1971 года.

В. Дымарский
― 99 лет.

А. Кулегин
― Да. То есть, практически 99 лет. Я где-то даже написал, что она родилась, когда на престоле был Александр Второй, а умерла, когда генсеком был Леонид Ильич Брежнев, и уже отмечено было столетие со дня рождения Владимира Ильича Ленина в СССР.

Где-то она наша и современница, да, потому что фактически умерла она недавно, каких-то там 3 с половиной десятилетия.

В. Дымарский
― Во Франции у нее была балетная школа.

А. Кулегин
― Да, балетная школа, студия, которую она уже в 1928 году, есть на экспозиции у нас в частности, и фотографии, которые мы из ГАРФа, из фонда взяли.

В. Дымарский
― Дружила с Феликсом Юсуповым.

А. Кулегин
― Да. Она очень коротко упоминает вот об этом убийстве Распутина, тоже очень осторожно. Она пишет, что она с ним никогда не встречалась. Мне где-то доводилось, якобы Распутин очень хотел с нею встретиться. Но, понятно, что, конечно, в подобный дом он попасть не мог.

В. Дымарский
― В принципе, вот такого рода история, этот роман, потом Распутин появился – все это сказалось на репутации царской семьи?

А. Кулегин
― Роман с Кшесинской – я думаю, ни в коей мере не сказался. Потому что в принципе он был, конечно, но это была, конечно, известная вещь. Хотя, конечно, бесспорно, мы бы сказали современным языком, оппозиция использовала все аргументы, и в том числе эту связь наследника для того, чтобы показать аморальность императора. Все-таки, конечно, с Распутиным и распутинщиной – мы не будем говорить сейчас о реальном, это, конечно, был миф, но именно он, конечно, нанес самый роковой удар…

В. Дымарский
― Там же еще возникла эта великокняжеская…

А. Кулегин
― Да, фронда… А с Кшесинской, конечно, не случайно она, если говорить о событиях февраля-марта, уже, может быть, позднее, что было связано с особняком уже в 1917 году, то, конечно, Кшесинская прекрасно понимала, что ей не простят в тот момент революции, февральских, скажем, событий, ее близость к самому императору. Не случайно, конечно, уже днем 27 февраля она бежала из особняка.

В. Дымарский
― Это был Алексей Кулегин, кандидат исторических наук, сотрудник Музея политической истории России в Санкт-Петербурге.

А. Кулегин
― Приходите к нам в музей.

В. Дымарский
― Спасибо!