Политика, подсвеченная рампой

После смерти Сталина началась новая эпоха не только в жизни советских граждан, но и в искусстве. В период оттепели и вплоть до начала 90-х появился такой феномен как политический театр. На ведущих московских и ленинградских сценах теперь играли не только классические и идеологически верные спектакли, но и такие, которые цензура пропускала с трудом, - например, о переосмыслении итогов революции. И жизни тех, о ком при Сталине говорить было запрещено.

Об этом очень интересном и неоднозначном периоде в жизни русского театра «АиФ» рассказал научный сотрудник Музея политической истории России Александр Смирнов.

Трагедия белогвардейцев

Особенность жанра политического театра - обращение к историко-революционной тематике. Первопроходцем этого направления можно считать Ленинградский театр имени Пушкина (ныне Александринский). Здесь в середине 50-х годов актер Николай Черкасов поставил «Бег». Решение рисковое - автора пьесы Михаила Булгакова политическая «верхушка» не жаловала. Да еще и в центре сюжета - история «белого» генерала, уехавшего в эмиграцию, потерявшего родину. Показать на сцене спектакль, в котором отображены страдания, смятение и душевная боль человека, оказалось нелегко. Партийная цензура выступала против: постановка имела идеологическое звучание, в ней задавался вопрос о прошлом, переоценивалось отношение к тем, кто выступал против «красных». Началось переосмысление гражданской войны, а простой народ увидел трагедию тех, кто воевал на стороне «белых».

Черкасов был очень популярным актером, сыграл множество ролей, поэтому и не побоялся ставить эту пьесу. Он пошел на хитрость: пригласил на один из прогонов рабочих Кировского завода, рассчитывая, что, увидев знакомого, известного актера, те не будут вникать в суть спектакля, а просто поаплодируют.

В итоге Черкасов использовал это как один из доводов перед комиссией: раз рабочим понравилось, тогда почему пьесу должны запрещать?

Спектакль действительно прошел на ура. Литературный критик Аскольдов писал об игре Черкасова: «Непередаваемое исполнение... Я был потрясен, нервы взвинчены до предела».

Однако были и те, что остались недовольны. Николай Черкасов подучил письмо, где одна из зрительниц возмущалась: «…Увидев, не поняла, что автор хотел сказать зрителю. Показать отщепенцев времен Гражданской войны - врагов Советской власти, не показав ни одного героя и ни одного человека, к которому зритель мог бы отнестись с симпатией? Кто положительный герой? На чьей стороне симпатии создателей спектакля? Кому сочувствовать, кого ненавидеть?».

Постановка «Бега» стала знаковой. Но театры обращались не только к теме Гражданской войны. Очень популярны были сюжеты о революционерах, декабристах, народовольцах - людях протеста, несогласных с властью. Например, в конце 60-х Зиновий Корогодский в Ленинградском ТЮЗе ставит «Глоток свободы» по произведению Булата Окуджавы. История разворачивается вокруг суда над декабристами. «Глоток свободы» написан, строго говоря, не о декабристах, а о расправе над ними. Отсюда и название: свобода оказалась короткой, короче глотка. И в пьесе, и в спектакле есть ряд прямых намеков на современность. Советская интеллигенция воспринимала спектакль как повествование о взаимоотношениях интеллектуальной элиты и власти, о возможности компромисса и сотрудничества между ними.

Меняло ли происходящее на сцене сознание советского человека? Историки говорят - безусловно. В этот же момент советским зрителям дают нравственные ориентиры. Например, в идеализированном образе лейтенанта Шмидта в спектакле «После казни» ленинградского ТЮЗа. Так, обычная школьница в рецензии на него пишет: «После казни прошу...» мне не просто понравился, а я даже чувствую себя лучше, чище, уходя со спектакля… И каждый раз открываю что-нибудь новое для себя… В нем осуждается, обличается равнодушие, лицемерие, грубость, произвол, подлость - все, что есть и сейчас в людях».

Цель тогдашнего театра - не развлечь зрителя, а заставить думать. Или раскрыть неизвестные исторические факты. Так, в БДТ на 50-летний юбилей Октябрьской революции Георгий Товстоногов ставит спектакль «…Правду! Ничего кроме правды!». В основе публицистической пьесы, написанной историком Д. Н. Альшицем (литературный псевдоним Д. Аль) в жанре документальной хроники, - стенограмма состоявшегося в 1919 г. заседания в Сенате США - своеобразного «суда» над Октябрьским переворотом. Событие подлинное, на которое приглашали американцев, очевидцев Октябрьского переворота, эмигрантов и первую революционерку России, осужденную на каторгу еще при царской власти - Екатерину Брешко-Брешковскую. Многие свидетели рассказывали ужасающие факты о действительности первых послереволюционных лет. Чтобы пьеса не показалась открыто антисоветской, была и роль ведущего. Из зрительного зала выступал актер Кирилл Лавров, комментирующий происходящее на подмостках.

Но не все так однозначно. Зрителям открывалась неизвестная сторона Октябрьской революции. Например, имя Брешко-Брешковской прежде было под запретом. Ведь у думающего человека должен был возникнуть вопрос: а почему революционерка, 30 лет боровшаяся с царской властью, не приняла власть большевиков? Сегодня мы знаем, что она выступала против большевистской политики классовой борьбы, за единство народа и не согласилась с заменой власти самодержавия на диктатуру кучки людей. Зритель на этом спектакле обладал некоторой свободой выбора - верить или не верить персонажам и Ведущему - и мог вынести свой приговор событиям.


Критикует только Ленин

Театр в советское время пользуется огромной популярностью, а достать билеты на любую постановку - настоящее счастье. Режиссеры передовых театров - «Современник», Таганка, БДТ - любили и считали правильным создавать на площадке дискуссию. Никто, конечно, не умалял значение «Октября» и не осуждал прихода большевиков к власти. Вопрос ставился по-другому: в какой момент страна сбилась с курса, который выбрал Ленин? Почему появились репрессии? А народ так и не смог обрести свободу и счастье?

Особенно ярко и четко эта линия проводилась в драматургии Михаила Шатрова. Опираясь на образ Ильича, он отвечает на вопросы современности. Кстати, в Ленкоме в постановке Марка Захарова роль вождя играл Олег Янковский без грима - драматург намеренно просил режиссера не делать актера похожим на него. Здесь были важны мысли Ленина, его идеи, а не внешнее сходство.

Пьесы Шатрова открывали для широкой публики как неизвестные страницы советского прошлого, так и вычеркнутых из истории деятелей большевистской партии. Михаил Филиппович стремился вовлечь современника в ведущийся на сцене диспут о смысле революции и роли В. Ленина в переломные моменты первых лет Советской власти. Его драматургия стала предтечей того, что в перестройку получило название «стирание белых пятен в истории».

Конечно, все спектакли, прежде чем увидеть свет, подвергались строгой цензуре. Пьесы Шатрова внимательно штудировали в Институте марксизма-ленинизма. И выносили вердикты: не раз автору предписывалось вычеркнуть из постановки сомнительные сцены, а иногда и героев.

Покажем рабочих

 

Еще одно ответвление политического театра - производственная драма. Главным его идеологом и автором большинства пьес был Александр Гельман, сам начинавший разнорабочим - строил в Киришах нефтепромышленный завод.

О проблемах автор знал изнутри, и получались настоящие, живые постановки, где обсуждались проблемы, волновавшие трудящихся на заводах, фабриках и предприятиях.

Например, в одной из имевших успех работ Гельмана бригада рабочих отказывается от премии, неслыханное дело! Бригадир на заседании парткома говорит, что все получают деньги незаслуженно, ведь производство из рук вон плохо, на стройке одни проблемы, а руководство не умеет управлять процессом и обеспечивать систематическую работу. В его пьесах подвергались критике бесхозяйственность, авралы, приписки, обманы. Герои - принципиальные рабочие, а не подхалимы, угождавшие начальству и за это получавшие продвижение по карьере. Конечно, в своих пьесах Гельман создавал идеал производственной демократии, который должен был показать, что на благо страны работают все: и начальство, и работники. Где рабочий не меньше директора заинтересован в конечном результате, а подчиненный смеет возражать и указывать начальству на его ошибки.

Завершилась эпоха политического театра в 90-х годах, вместе с распадом Советского Союза.

Кстати

Политический театр включал в себя и те постановки, которые выходили за рамки дозволенного, но чудом оставались в репертуарах. Например, партийная цензура пыталась запретить товстоноговский «Три мешка сорной пшеницы», где показана жизнь послевоенной деревни. В спектакле власть выгребает последнее зернышко, чтобы пополнить закрома родины. Тема оказалась очень жаркой - многие горожане и не представляли, как на самом деле жили крестьяне в 1940-е годы. Воспрепятствовать показам так и не смогли - возможно, свою роль сыграл авторитет режиссера. Вообще в 1960-1980-х годах официально в стране говорили, что существует свобода слова. Могли и запретить, и уволить режиссера, и не разрешить к постановке пьесу драматурга. Но капля камень точит. Политический театр в СССР сыграл свою роль в подготовке тех преобразований, которые развернулись в рамках перестройки в 1980-е годы.

Елена Банокина